Заканчиваю читать биографию Гюстава Флобера, написанную Анри Труайя. Опущу рассуждения о том, понравился ли мне стиль биографа, поскольку в биографии все же важен главный герой, а не его бытописатель. Прочесть эту книгу, если вам интересно творчество Флобера, конечно, полезно, поскольку дает базовое представление о жизни писателя.
Не буду пересказывать содержание книги, ограничусь замечаниями о том, что больше всего меня задело. Во-первых, конечно же, бросается в глаза одиночество писателя. При том, что он никогда не жил один (сначала с семьей, а после — с матерью и племянницей), поражает замкнутость его пространства и мышления: он и не надеется, что кто-либо будет ему по-настоящему близок и в принципе близости как таковой не ищет и в течение жизни расходится с людьми, претендующими на неограниченную близость с ним. Напротив, он избегает продолжительных связей с женщинами, панически боится иметь детей (и я его абсолютно понимаю), и даже с друзьями видится достаточно редко, а общаться предпочитает в письмах.
Размышляя о Флобере, я задумалась о сущности писательства. Писательство — не что иное, как сознательный уход в одиночество. Писателю не нужен на самом деле этот мир, потому что он скучен, тосклив и предсказуем. Писатель практически не нуждается в людях: примиряется с, максимум, одним близким человеком (который не мешает заниматься литературой), а друзей выбирает таких, с кем можно опять-таки поговорить о литературе. Все остальное — занимает остаточную часть души, сердца, мыслей. Это понятно и естественно. Множества страстей у человека быть не может по определению. Оттого и у Флобера лишь одна страсть — писать. Он живет своими мыслями о своих же мыслях, переживаниями о своих героях, тревогой за будущее нескольких страниц. Стоят такие муки результата? На мой взгляд, несомненно. Я читала «Госпожу Бовари» множество раз и до сих пор не перестаю удивляться совершенству этого романа. Он прекрасен, как все, что содержит в себе абсолютную гармонию, в данном случае, гармонию между словом и смыслом, между сюжетом и стилем.
Второе, о чем хочется сказать в связи с Флобером — это его обсессивность со словом (что, в принципе, вытекает из предыдущих мыслей о всепоглощающей страсти к литературе). Мне очень близка эта боязнь сказать не то и не так, не суметь выразить мысль, чувствовать унижение от неспособности пользоваться Словом. Я понимаю, почему он столько лет писал каждую из трех своих больших вещей, я понимаю это стремление написать нечто, равное в своем исполнении замыслу. Мученья Флобера в его 24 года напоминают мне мои сейчас, в мои 24. Звучит, конечно, самоуверенно, но с другой стороны, разве нет вероятности, что к своим 40 я смогу написать свою «Бовари»? Я так же пытаюсь прочесть как можно больше, чтобы научиться, так же пытаюсь писать, абстрагируя себя от сюжета и героев, и пишется мне так же невыносимо тяжко, потому что всякий раз, когда я сажусь за компьютер и начинаю печатать после долгих ночей обдумывания, я чувствую то же отчаяние и пустоту, что ощущал писатель, когда делал свои первые попытки.
Когда я прочитала письма Флобера и прозу о нем, я по-своему даже обрадовалась, потому что его мучения и их преодолевание дали мне надежду, что, возможно, несмотря на все, что терзает меня, я тоже смогу написать свой роман когда-нибудь, хотя бы один — смогу вытащить эту тяжесть из себя и положить ее на бумагу, смогу воплотить хотя бы одну большую идею в жизнь, смогу почувствовать себя творцом и хотя бы на несколько минут насладиться своим творчеством.

Ну что, закончила читать повесть Пронина «Женщина по средам» и даже посмотрела половину фильма «Ворошиловский стрелок», что поставлен по этой книге. История, на первый взгляд, душераздирающая по эмоциям и однозначная по смыслу: живет молоденькая невинная Катя с честным дедушкой-фронтовиком, оба хорошие до умопомрачения, идет к себе домой как-то и вот тут заманивают ее серые волки в виде бывшего одноклассника и его дружков — хамоватое и уродливое «новое поколение» — к себе в квартиру и там, напоив Катю, насилуют. Все втроем, по очереди. После девушку отпускают домой. Она рассказывает обо всем дедушке. Дедушка вызывает милицию, милиция задерживает парней и выбивает из них показания, но тут приезжает папа одного из насильников, полковник, и сына своего с подельниками отмазывает. Дедушка, узнав эти новости, решает вершить суд сам: покупает винтовку и одного за другим молодцев подстреливает, но не насмерть, а так, чтобы на инвалидность пошли. Внучка, от выстрела к выстрелу, все больше и больше отходит от своего потрясения. К тому времени, когда последний из насильников от страха перед ее крутым дедушкой сходит с ума, Катя совершенно регенерируется душой и телом, потому что чувствует: она отомщена.

Книга и фильм несколько отличаются и некоторые из комментариев будут касаться только книги, или только фильма. Ну, поехали.

В первых кадрах фильма вы видите Катю: крупная, видная девица в экстремально короткой юбке и обтягивающей маечке без лифчика, сисястая и губастая, гордо вышагивает по улицам родного города — да так, что попу ее из-под юбки даже высматривать не надо — сама в глаза лезет. Как выясняется позже, провинциальная секс-эпил учится в консерватории (или музыкальном училище) на кого бы вы думали — на дирижера. Если уж так наряжена будущая дирижер, то как тогда там одеваются проститутки — в трусах ходят? Я смотрела на Катю и вот не верила, что она невинная и чистая — несмотря на светлые цвета ее одежды, создавалось впечатление, что девица она бывалая. И вообще, мудрый-разумный дедушка мог бы и подсказать, что ходить в такой юбке в России 90х — это просто напрашиваться на изнасилование.

На внешнем виде проблемы с Катей не заканчиваются. Как она могла не знать хотя бы примерно, что из себя представляет ее бывший одноклассник? Тем более если она прожила с ним всю жизнь в одном дворе? Проведя детство и юность в очень маленьком городе, я могу сказать, что если ты не слепая, не глухая и не сумасшедшая, ты знаешь наверняка, что Иванов из второго подъезда тайком пьет за кустами водку, а Петров тайно влюблен в девочку из параллельного. И уж точно в районе маленького города все бы знали о дебошах каждую среду и о женщинах, которых приводили к себе парни в «женский день». Поэтому я просто не могла поверить, что Катя так легко «купилась» на историю об одиноком дне рожденья и пошла пить шампанское с тремя мужиками. Ну не пять же ей лет в конце концов.

Вторая моя проблема и с романом, и с книгой была концептуальная. Черно-белое все вышло и у писателя, и у режиссера. Читая Пронина, я то и дело морщилась от пассивно-агрессивных высказываний в сторону тех, кто «захватил» Россию драгоценную, тех, «со странными фамилиями» (это прямо из текста!). Что за странные фамилии? Подозреваю, что автор, как и большинство русофилов, подразумевал фамилии еврейские. Дальше идут нескончаемые отповеди по поводу «новых русских» и того, как все развалилось. При этом писатель, сам того не замечая, рассказывает, почему все так развалилось через маленькие детали — например, на протяжении романа то и дело упоминаются игроки в домино, которые сидят во дворе целыми днями. Ну если так все плохо, то почему бы не перестать играть в домино и не пойти сделать что-то вместо того, чтобы обвинять евреев, американцев и всех, кто зарабатывает хоть какие-то деньги, в своих проблемах. Или вот еще хороший пример: оказывается, игроки в домино то и дело ходят пописать в кустики. Сидя во дворе собственного дома. Хм, и почему такая грязь на улицах? И почему везде мочой воняет? Удивительно. Наверно, это таджики напортачили.

В фильме акцент больше идет на новообразовавшуюся классовость, хотя и тут сохраняется упор на национальные черты. Милиционер Галкина — хороший, с чисто русским простецким лицом. Герой Ульянова — несгибаемый фронтовик, тоже по дефиниции хороший. Катя Афонина — опять-таки славянский тип, русые волосы, светлые глаза. Все очень бедные, практически нищие, но хорошие — аж тошно. Три бандита: ну, тут и стараться особенно не надо было. Невозможно симпатизировать гнусным насильникам. Однако Говорухин решил, что факта изнасилования недостаточно и добавил еще отрицательных черт, слепив из героев расхожие стереотипы: «нового русского», «вшивого интеллигента», и «папенькиного сынка». А ведь можно было дать им такую неоднозначность, такой потенциал, пускай и совершенно негативный! Нет, все просто и понятно, как отрезок. И поэтому скучно, неприятно, неправдоподобно, ведь в реальной жизни не бывает ни черного, ни белого — иллюзия их, как на картинах импрессионистов, создается через смешивание всех остальных красок, и цвета эти никогда не бывают совершенно чистыми.

«Ворошиловский стрелок» считается классикой русского кино и получил огромное количество положительных отзывов на Имхонете и КиноПоиске — однако мне кажется, что популярность не совсем заслуженна. Популярен не фильм, а идея: мы хорошие, «они» плохие, поэтому за обиду дозволен любой самосуд, потому что «они» сильнее и их больше. И надо «их» вырезать и убирать. «Они» понятие заведомо абстрактное, даже если опираться на фильм — сама стереотипность выбранных типажей наталкивает на мысль об их нереальности и ненастоящести. Герои Говорухина шаблонны — поэтому так легко, используя их, построить ложную, но простую и аппелирующую к массам, модель зла и добра. Такая модель всегда будет работать: над нею не надо думать, надо только разделить мир на «своих» и «чужих», и начать активно «чужих» ненавидеть, относя даже такие преступления, как групповое изнасилование, к следствиям классового и этнического неравенства.

Зашла на прошлой неделе в книжный. Вроде бы замечательный книжный — при Гарварде, количество книг ошеломляющее, но вот только заходишь в магазин и посреди всего книжного богатства, среди которого дыхание захватывает, на центральном стэнде опять и снова (о, спасите!), как в сотнях других магазинов, самый лучший бестселлер 21го века, высший показатель фантастического уровня интеллектуальных способностей моих современников, книга всех времен и народов, Флобер, Набоков и Стругацкие в одном флаконе — «Голодные Игры» Сьюзен Коллинз. Да, именно эта книга. С горячей телочкой на глянцевой обложке, которая целится из музейного лука в неизвестном направлении. И плюс еще два или три продолжения этой книги.
Нет, на самом деле я ничего не имею против развлекательного чтива — сама частенько балуюсь Агатой Кристи на ночь, но, ребята, зачитываться этим то ли фэнтези, то ли сказкой, всерьез его обсуждать и ставить по этому фильм — это уже перебор. Да, может быть, и правда в наше время, согласно опросам, люди из «художественной литературы» в основном читают Библию, «Гарри Поттера» и Толкиена (в принципе, все три относятся к разделу легкой фантастики с элементами сказочности), да, может, кино практически вытеснило книги, да, может, слово «книга» — это анахронизм и молоденьким девочкам тяжело читать предложения, в которых больше четырех слов и, да, очень возможно, что я звучу, как старая сварливая тетка, но… невыносимо видеть и слышать на каждом углу, как восхваляют очевидный трэш, рассчитанный на подростков, которые никогда прежде ничего не читали (кроме того же «Гарри Поттера») и после этого ничего не прочтут.
И мне обидно, что даже в книжных магазинах при лучших университетах страны натыкаешься на пропиаренную дешевку, которую, чего доброго, через пару лет еще и в институтах начнут изучать (как начали недавно творчество малоизвестных афро-американских рэпперов-поэтов, например), пополняя и так богатейшую ментальную библиотеку американских студентов, на данный момент состоящую из следующих книг: «Алая буква», «Великий Гэтсби», «Убить Пересмешника» и «Над пропастью во ржи». Да, книг всего четыре и не самые они лучшие в американской литературе и редко их кто читает с начала до конца, но все же… пусть уж лучше только их или совсем ничего, чем пресловутые «Игры».
Я не хочу делать никаких заключений или подробно говорить о сюжете футуристической гладиаторской саги — об этом расскажут Википедия и сотни комментариев на Имхонете — я хочу только попросить: не читайте вы «Голодные Игры». Не стоит оно ни времени, отпущенного на жизнь, ни нервов, ни — самое главное — ваших мозгов.